Места

С рождения в убежище. История маленького Жени и других

Оля и Женя. Фото: Каролина Баца-Погожельская

Оля и Женя. Фото: Каролина Баца-Погожельская

Оля бежала из Прудянки на девятом месяце беременности, как только началась российская агрессия. Женю она родила в марте, в убежище, где они живут до сих пор. Людмила приехала туда полтора месяца спустя. Тогда они не были знакомы, а сегодня Людмила заменяет Жене бабушку. А многих ее ровесников можно встретить в санатории под Харьковом — правда, они там вовсе не лечатся, а спасаются от атак России.

В ночь на 14 июля воздушная тревога звучала непрерывно. Были обстреляны многие населенные пункты в Харьковской области , в самом городе ракета упала на депо метрополитена, полностью выведя его из строя. На следующий же день, в четверг, в городе мгновенно усилили интенсивность трамвайного сообщения.

14 июля россияне били не только здесь. Они разрушили центр Николаева , но самый сильный удар нанесли по Виннице. Вечерняя сводка — 23 погибших, несколько десятков раненых и 39 пропавших без вести. Среди жертв трое детей, в том числе четырехлетняя Лиза с розово-черной коляской, снимки которой облетели весь мир. Ее мама тяжело ранена и борется за жизнь.

Перед самыми событиями в Виннице мы поехали на одну из харьковских фабрик. Ее владелец с самого начала войны предоставляет убежище беженцам со всей Харьковской области. Сегодня это несколько десятков человек , но временами их число доходило до нескольких сотен. Они поселились в глубоком подвале, выполняющем роль убежища. Некоторые живут там с начала войны и по сей день.

Оля бежала из Прудянки 24 февраля , как только начали стрелять. Она была на последних неделях беременности, до родов оставалось 2-3 недели. Они уехали в Харьков — она, двое старших сыновей, муж и Женя (названный в честь отца), еще в утробе. Ну и собака, которая стережет свою хозяйку, словно самое ценное сокровище.

— А как было там оставаться? Ужас , просто ужас, — говорит Оля. На протяжении всего разговора Женя сидит с нами. Ему всего четыре месяца — и целых четыре месяца он не знает другой жизни , кроме этой, в сыром подземном убежище. Однако он чрезвычайно спокоен. Еще только начинает капризничать, потому что стали резаться зубки.

Людмила стала его названой бабушкой. У нее четверо своих внуков , они уехали с родителями. В своем деревенском доме под Харьковом она выдержала полтора месяца. С первого дня российской агрессии не стало электроэнергии. Потом воды. Потом газа. Тогда Людмила с мужем Юрием наконец уехали в Харьков — а куда еще? Они поселились в убежище, познакомились там с Олей, и Людмила привязалась к Жене, как к родному внуку.

— Он такой славный , такой спокойный, ночью спит, не капризничает. У нас все для него есть из гуманитарной помощи: памперсы, молоко, кашки, я уже стала тут специалистом по молоку, а то давно забыла, какое самое лучшее, — рассказывает Людмила. Потом она плачет , но совсем недолго, потому что уже пора готовить обед. Для мужа и Олиной семьи, ведь они теперь как родные. — Что будет дальше? Не знаю , пока что есть здесь и сейчас. Когда-то я думала, что после войны вернусь домой, но, кажется, будет некуда. А страх останется.

У Оли похожие мысли.

— Я однажды поехала туда , когда на блокпостах еще пропускали. Летней кухни в доме уже не было. Теперь я даже не езжу. С одной стороны, потому что не хочу смотреть на эту разруху, а с другой — солдаты просто не пропускают нас, слишком опасно, — объясняет она.

В убежище мы проводим меньше часа. Несмотря на жару снаружи , там, внизу, нам попросту зябко. Зимой сюда доставляли обогреватели (электричество ведь есть), но это не условия для нормальной жизни, хотя на холодный пол положили несколько ковров, а на кроватях есть постельное белье. Просто после почти пяти месяцев такой жизни сил уже не остается. А может быть, нам только так кажется?

После посещения Оли и Людмилы мы уезжаем из Харькова. Едем в Песочин , где расположен санаторий «Роща». Татьяна Пивнева из дирекции рассказывает, что сейчас здесь находится около 300 человек, а в периферийных центрах — около 200. Им хватает и лекарств, и еды, но руководство уже сегодня думает о том, как будет выходить из положения зимой, прежде всего, с отоплением.

— В прохладные дни мы ходили по санаторной территории и собирали хворост , другого способа отапливать не было, — рассказывает она.

Сегодня «отдыхающие» не получают в санатории процедур , как до войны, — они просто прячутся здесь от нее. Многие из них — пожилые и больные люди, которым не хочется, да и некуда уезжать. Но есть здесь и семьи с детьми, чувствующие себя в безопасности, несмотря на то, что поблизости почти постоянно слышны звуки обстрела.

— Мы работаем с психологами , я сама прошла такой онлайн-курс. Панических атак не бывает, хотя, если слышишь что-то в воздухе, то нервничаешь. У нас есть один мальчик, который в такой ситуации кричит: «Стекло, стекло, на землю!», но мы стараемся делать, что можем, — говорит Татьяна. — В начале войны нам позвонили из области , что мы должны принять 1100 студентов из Индии, а у нас максимум было, может быть, 500 мест. Но оказалось, что мы справляемся. Они постепенно эвакуировались к себе, и вся операция завершилась успешно. Зато они оставили мне такие красивые сувениры, что я до сих пор смотрю на них, как на драгоценность.

«Роща» расположена в прекраснейшем месте , у озера, рядом с которым есть пляж. Инфраструктура приспособлена как для постояльцев санатория, так и для туристов. Однако сегодня из-за постоянных звуков канонады сложно даже задаваться вопросом, когда это место снова будет работать так, как задумано.

Перевод Сергея Лукина

Статья была опубликована на портале Wprost 15 июля 2022 года.