Марьян Турский, 29 августа 2019 год, Лодзь. Фото: Центр диалога им. Марeка Эдельмана

Марьян Турский, 29 августа 2019 год, Лодзь. Фото: Центр диалога им. Марeка Эдельмана

«Я пережил Освенцим. Может ли подобное повториться? Да», — говорит журналист и историк Марьян Турский.

Тот, кто знает войну не по фильмам, понимает, что в ней нет никакой романтики.

Война не укрепляет дух человека. Война — это самое страшное несчастье. Моя мама пережила Первую мировую. Она мне рассказывала как приходили военные, грабили, насиловали, сжигали, убивали. Это и есть война.

Недавно я встречался с президентом Австрии Александром Ван дер Белленом. Мы разговаривали о концлагерях, и он сказал: «Аушвиц-Биркенау не свалился на нас с неба». Это правда. В прошлом веке все к этому шло.

С чего начинается война? С безразличия, жестокости, отсутствия реакции на несправедливость. С того, что подросток учит пятилетнего мальчишку душить кота. С того, что родители, видя как незнакомый мужчина поднимает руку на женщину, говорят своему ребенку: «Не смотри, пошли отсюда». Война начинается с плохого отношения к людям, которые отличаются от тебя, война начинается с пренебрежения и равнодушия.

В войне нет никакого «вдруг», она начинается постепенно, незаметно.

Мало кто из нас, жертв, справился с бременем войны, с воспоминаниями. Некоторые совершили самоубийство после 1945 года. Я тоже сделал 99 шагов из 100 в сторону смерти, но остался жив. Меня спасла частичная амнезия. В течение 20 лет я помнил лишь некоторые события: начало гетто, транспорт в концлагерь, день прибытия в Освенцим. Все остальное было как будто в тумане. Потом память начала возвращаться.

Большинство людей Европы живет сейчас спокойной жизнью. Однако война не закончилась до тех пор, пока хотя бы одна из ее жертв вздрагивает при виде армейских ботинок, просыпается от ночных кошмаров. Со мной такое происходит редко — раз в 2-3 года. В последнем сне Гитлер приказал мне в него стрелять. Я знал тех, кому кошмары снятся каждую неделю, каждые несколько дней. Можно сказать, что я в этом смысле счастливый человек.

Простил ли я? Наших палачей — нет, народ, который их породил — да. Я говорю только от своего имени, я не имею права говорить от имени других жертв. Я понимаю тех, кто до сих пор не может простить. От ненависти меня спасло то, что я встретил в своей жизни невероятно порядочных немцев. Благодаря им я не испытываю ненависти ко всему немецкому народу.

В Библии есть такие слова: «Помни, как поступил с тобою Амалик». Амалик — это глава племени, который хотел истребить евреев. Мы обязаны помнить все случившееся во время войны. Но я хотел бы процитировать и выдающегося мыслителя Нахмана из Брацлава: «Умение забывать — это величайшее искусство». Мне кажется, главное — помнить, но не быть злопамятным. Ведь противник или его потомки могут стать моими соседями. Так происходит в нашем мире.

Я пережил Освенцим. Может ли подобное повториться? Да! В 60-х в США темнокожие боролись за свои права. Как раз в это время я находился там. Однажды я ехал в машине с темнокожим. Местные подожгли наш автомобиль только потому, что в нем сидел черный. Белый человек тогда был главным противником равноправия. Я тогда подумал, что главное богатство белого — его кожа.

Меня часто спрашивают, как рассказывать о войне молодежи. Умоляю вас, только не давите на жалость, не ждите от них сочувствия! В 1939 году мне было 13 лет. Что я думал о Первой мировой войне? Она меня не интересовала. С момента начала Второй мировой прошло 80 лет. Для современной молодежи это абстрактные, очень далекие события. Не ждите от них сопереживания. Постарайтесь показать им, как кошмары прошлого века влияют или могут повлиять на их жизнь. Если это заинтересует молодежь и она захочет погуглить, нажать на кнопку мышки, то наша миссия удалась.

Моя дочь и внуки знали, что я пережил войну и концлагерь, но я никогда не заставлял их ездить со мной в Освенцим. Никогда не утомлял их рассказами, не давил на жалость. Я ждал. Когда дочери исполнилось 18 лет лет, она спросила, могу ли я поехать с ней в Освенцим. И мы поехали в бывший концлагерь Аушвиц-Биркенау. Я показал ей место, где был когда-то, рассказал свою историю.

Мы в долгу перед убитыми. Но еще больше мы обязаны тем, кто придет на эту землю. Уверен, что нам необходимо искать понятный язык, на котором человечество будет рассказывать о случившемся.

(фрагменты интервью Марьяна Турского «Новой Польше» и «Радио Лодзь»)

Перевод Евгения Климакина

Марьян Турский profile picture

Марьян Турский

Все тексты автора

Читайте также