Московское время

Еще до недавнего времени в Польше, как и в остальных странах бывшего Восточного блока, день окончания Второй мировой войны праздновался 9 мая. До 1989 года шумные торжества по случаю Национального праздника победы и свободы были сосредоточены в Варшаве, где проходили военные парады с участием высших представителей государственной власти и делегаций из стран так называемой народной демократии. По московскому времени именно 9 мая 1945 года в 01:01 в берлинской штаб-квартире заместителя главнокомандующего Вооруженными Силами СССР маршала Георгия Жукова была подписана безоговорочная капитуляция Третьего рейха. Однако в то же самое время стрелки часов на западе Европы показывали 23:01, а страница календаря — дату 8 мая.

Так два часовых пояса и политические амбиции победителей разделили одно событие, хотя тогда — на руинах Европы — это, конечно, не имело большого значения: главным было то, что закончился кошмар самой страшной войны в мировой истории, гекатомбы, унесшей жизни не менее 60 млн человек (из них 35-40 млн европейцев), в том числе 24 млн солдат. Победа принадлежала союзникам, включая СССР, чья армия, переломив в 1943 году наступление вермахта на восток, внесла основной вклад в освобождение от немецкой оккупации значительной части континента и в конце концов добилась разгрома Гитлера. Эта победа была результатом огромного самопожертвования русских, украинцев, белорусов и других народов Советского Союза, а ее ценой стали многие миллионы жертв среди мирного населения и миллионы погибших солдат.

Этот неоспоримый факт до сих пор представляет собой ось исторического нарратива Кремля, однако все чаще он становится и средством шантажа российской дипломатии по отношению ко всем, кто добавляет, что у победы был и горький привкус: она принесла с собой негативные последствия для стран Центрально-Восточной Европы.

После окончания войны они оказались в сфере доминирования СССР, а их жителям пришлось на сорок с лишним лет «перевести свои часы на московское время». Ведь самопожертвование «простого советского солдата» служило конкретным политическим планам Сталина, а те не предусматривали настоящей свободы для освобожденных.

Война за свободу и мир

До 1989 года в управляемой коммунистами Польше господствовал культ советских освободителей. Официальный нарратив гласил, что воины Красной армии принесли полякам мир и свободу в виде правительств «народной демократии». Частью этого мифа было и «польско-российское братство по оружию». В этом тщательно обработанном цензорским ножницами рассказе не было места для оттенков серого. Таким образом формировалась история, полная умолчаний и оборванных сюжетов, однако стереть личный опыт многих людей, годами создававших «подпольный» массив коллективной памяти, альтернативный официальной версии, не удалось. А это был опыт, касавшийся не только окончания Второй мировой войны, но и ее начала.

В сентябре 1939 года, на основании пакта Молотова-Риббентропа, Красная армия заняла восточные земли Польской республики под лозунгами «освобождения братских народов Украины и Белоруссии из-под власти польских эксплуататоров». По оценкам историков, в период так называемой первой советской оккупации (1939-1941) репрессиям подверглись около полумиллиона польских граждан.

Эта цифра включает в себя арестованных, сосланных на восток СССР в ходе четырех депортаций, а также военнопленных и гражданских лиц, представителей польской элиты, которые весной 1940 года, на основании решения советского Политбюро, были уничтожены НКВД в Катыни, Смоленске, Харькове, Твери, Минске и Киеве. В последующие полвека руководство СССР отрицало это преступление. И в Польше, находившейся под властью коммунистов, семьи более чем 20 тысяч жертв Катынского преступления вынуждены были беречь память о них тайно.

Сохранившиеся в коллективной памяти картины, связанные с вступлением «освободительной» армии на польские территории, также не соответствовали официальному посланию. Ведь в нем говорилось лишь о благодарности и радости жителей, которые с цветами встречали входившие советские танки, но поляки — помимо неподдельной радости от освобождения — запомнили кое-что еще: изнасилования, убийства, грабежи и репрессии, сопровождавшие западный поход Красной армии. Многие солдаты (которых действительно из благодарности засыпали цветами) не только жестоко мстили немецкому гражданскому населению, рассматривая женщин как военную добычу, но не щадили и местных жителей в Польше, Венгрии, Румынии и Словакии. По осторожным оценкам историка Марцина Зарембы, в Польше было изнасиловано около 50 тысяч женщин.

Еще один миф, связанный с праздником 9 мая 1945 года, относится к мнимой самостоятельности и независимости коммунистических элит в странах, которые в результате победы оказались в сфере советского господства. Правительства «народной демократии» не выдвигались в Польше снизу. В 1944-1945 годах у коммунистов на Висле не было общественной легитимации, чтобы претендовать на власть. В соответствии с законодательством, единственным законно действовавшим и до 5 июля 1945 года признаваемым на международной арене польским правительством были власти Польской Республики в изгнании, в Лондоне. Именно им во время войны подчинялся весь аппарат Подпольного польского государства — тайные структуры гражданской и военной администрации, в том числе Армия Крайова, насчитывавшая в конце периода оккупации более 300 тысяч солдат.

Судьба представителей законных органов власти польского государства красноречиво свидетельствует о том, что в вопросах, касающихся собственного государства, поляки не играли роли субъекта. С каждым месяцем победоносного марша Красной армии на Берлин уменьшались шансы на возвращение в страну эмигрантского правительства. Летом 1944 года Сталин инспирировал созыв в Москве Польского комитета национального освобождения (ПКНО) — марионеточного органа, осуществлявшего власть на занимаемых советскими войсками территориях. Полгода спустя правитель СССР предпринял следующий шаг: вместо ПКНО было создано самозваное Временное правительство РП — соперничавший с лондонским правительством орган исполнительной власти, полностью подчинявшийся решениям Кремля. Теперь оставалось лишь получить для этого марионеточного института признание на международной арене.

В тени Ялты

На Ялтинской конференции в феврале 1945 года премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль и президент США Франклин Д. Рузвельт окончательно капитулировали в вопросе будущей формы государственного устройства Польши. Они согласились на действия, которые должны были придать видимость демократического характера послевоенным переменам в стране. К ним относилось, в частности, проведение «свободных, беспрепятственных выборов на основе всеобщего голосования». Выборы действительно состоялись в январе 1947 года, однако они были сфальсифицированы под диктовку представителей органов безопасности СССР.

На той же конференции была легализована прежняя политика «свершившихся фактов», проводимая Сталиным. Во-первых, лидеры мировых держав договорились урезать довоенную территорию Польши почти наполовину (оставив Советскому Союзу занятые им чуть меньше года назад восточные воеводства страны, которые были включены в состав Литовской, Белорусской и Украинской ССР) и возместить эти потери за счет отторжения германских земель. Во-вторых, они решили и судьбу польского правительства в Лондоне, согласившись на очередную мнимую «демократизацию», то есть расширение состава Временного правительства страны путем включения в него представителей различных политических течений.

Эта лицемерная игра продолжалась два года. Началась она с формирования в июне 1945 года очередного правительства, в состав которого — наряду с коммунистами — вошли также представители социалистов и сторонников крестьянской партии, сосредоточенных вокруг бывшего премьера правительства в изгнании Станислава Миколайчика. Кроме того, в это время действовала так называемая легальная оппозиция в виде нескольких партий. В июне 1946 года прошел сфальсифицированный референдум, на котором коммунисты хотели прощупать свое влияние в польском обществе, а вскоре наступил кульминационный момент: упоминавшиеся уже выборы в Сейм в 1947 году. Они проходили в атмосфере террора, а их истинные, неприемлемые для коммунистов результаты, сообщаемые секретными телеграммами в Москву, фактически уже не имели никакого значения. Так что свобода и демократия в послевоенной Польше, с учетом расположившихся на территории страны гарнизонов советской армии, выглядели примерно как в анекдоте, ходившем по стране в сталинскую эпоху:

— Зачем в Польше так много русских?
— Чтобы защищать нашу страну.
— А от чего защищать?
— Чтобы поляки власть не захватили.

«Подробностями ведал Берия»

Захват власти польскими коммунистами происходил при явной поддержке советских органов безопасности и военной силы. Бард польской антикоммунистической оппозиции восьмидесятых годов Яцек Качмарский иронически упоминал об этом в песне «Ялта»:

И хоть рядились три империи,
границы проводя на карте –
подробностями ведал Берия,
вот так мы понимаем Ялту.

Не прошло и двух месяцев после Ялтинской конференции, как главный советник НКВД в Польше генерал Иван Серов, разработал план избавления от лидеров эмигрантского правительства. Руководители Польского подпольного государства во главе с главным комендантом АК генералом Леопольдом Окулицким, членами Совета министров и руководителем Представительства правительства на Родине, были приглашены якобы на переговоры — в частности, о сотрудничестве в рамках будущего правительства. После прибытия в условленное место они были арестованы НКВД и вывезены самолетами в Москву, на Лубянку.

В июне 1945 года в столице СССР начался показательный процесс, на котором поляков обвинили в «совершении диверсий в тылу Красной армии» и сотрудничестве с немцами во время войны. Суд, вошедший в историю под названием «процесс шестнадцати», прошел с нарушением всех международных принципов и договоров и стал символом беспощадной политики, проводимой Сталиным.

Его метко охарактеризовал писатель Джордж Оруэлл: «Поляки обвинялись в том, что они пытались сохранить независимость своего государства, одновременно противостоя навязанному их стране марионеточному правительству, а также в том, что остались верны правительству в Лондоне, которое в то время было признано всем миром, за исключением СССР». Добавим лишь, что именно начиная с Ялтинской конференции, где существование польского правительства в изгнании было обойдено молчанием, оно перестало иметь какое-либо значение, в том числе и для западных держав.

Историки подчеркивают, что приход к власти коммунистической Польской рабочей партии (ПРП) был бы невозможен без поддержки иностранных войск. До 1946 года основная тяжесть борьбы с вооруженным польским антикоммунистическим подпольем (возникшим, в частности, на основе распущенных структур Армии Крайовой) была возложена на Красную армию и внутренние войска НКВД. Затем, по мере постепенного усиления влияния коммунистов и угасания надежд оппозиции, эту роль взял на себя «отечественный» аппарат безопасности, созданный по образцу советских структур и под присмотром советских консультантов.

Деятельность вооруженного подполья, ведущего борьбу с коммунистами и СССР в первые несколько лет после войны — это основная тема, вокруг которой построен нарратив, противостоящий истории об освобождении страны Красной армией. То же самое происходит в Украине (Украинская повстанческая армия) или в Латвии, Эстонии и Литве («лесные братья») — то есть там, где имело место антикоммунистическое сопротивление, когда-то названное историками «войной после войны». После многолетней коммунистической цензуры и отношения к партизанам как к «бандитам» маятник качнулся в другую сторону.

Сегодня в Польше участники вооруженного подполья, а также деятели гражданского сопротивления (всех их называют Про́клятыми солдатами) выступают в роли символа борьбы против порабощения. Ведь вместо освобождения Красная армия — как гласит основной тезис польской исторической политики, касающейся этой темы — «принесла новое порабощение и новую оккупацию». Те же, кто пытался ей противостоять (нередко заплатив за это самую высокую цену: получив смертные приговоры на инсценированных процессах либо проведя долгие годы в тюрьмах) стали иконами борьбы за независимость страны. С 2011 года в Польше есть новый государственный праздник — Национальный день памяти Прóклятых солдат (1 марта). Он, кажется, имеет даже больший общественный резонанс, чем День победы (который начиная с 2015 года отмечается 8 мая).

Рискну утверждать, что после 1989 года мы имеем дело с постепенным переносом общественного внимания с темы польского подполья времен немецкой оккупации на попытки организации после войны менее массового подполья антикоммунистического. Кроме того, история его деятельности часто представляется некритически. Несомненно причиной этого, кроме изменений на политической сцене, стала и низовая, назревшая в обществе потребность, реакция на цензуру и несправедливость времен ПНР.

Спасение и порабощение

Противники «насильственного» польского нарратива о последствиях 1945 года, направленного лишь на изображение зла и репрессий, видят в нем, однако, некую недоговоренность — ведь миллионам людей, выживших в чудовищной войне и чувствующих свое бессилие перед лицом «большой политики», хотелось, прежде всего, начать новую жизнь, разобрать руины, вырастить детей в мире. Порой в общественной дискуссии возникают риторические вопросы: разве слово «освобождение» неадекватно по отношению к узникам концентрационных лагерей, ворота которых открыли советские войска, к евреям, прятавшимся в укрытиях и землянках, к гражданским лицам разных национальностей, которые, быть может, со страхом, но и с благодарностью высыпали в 1944 и 1945 годах на улицы восточноевропейских городов? Если мы сосредоточимся лишь на том факте, что СССР вместе с остальными союзниками одержал победу над Третьим рейхом и тем самым спас жителей Европы от террора и преступлений Гитлера, то ответ будет очевиден.

Возможно, выходом из тупика является слово «спасение», предложенное когда-то писателем Ежи Помяновским. «Поляки были спасены, но не освобождены», — писал он: они были избавлены от одного зла, но это имело свои негативные последствия.

Слово «освобождение» означает возвращение свободы и независимости. Нельзя сказать, что в 1945 году Польша была освобождена: Красная армия не принесла ей суверенности. С 9 мая 1945 года радость от окончания войны и желание как-то устроить свою повседневную жизнь уживались для поляков с реальностью нового рода порабощения. Это создавало неразрывную двойственность, которая так и сохранялась почти в течение полувека.

Перевод Владимира Окуня